| – Ну, что, – спросил он, оглянувшись, – как самочувствие?– Лучше б не спрашивали,
товарищ Бомзе, – ответил тот . И , тоже оглянувшись, добавил: – Разве это жизнь? Нет
никакого простора индивидуальности ! Все одно и то же, пятилетка в четыре года,
пятилетка в три года.– Да, да, – зашептал Бомзе, – просто ужас какой-то . Я с вами
совершенно согласен. Именно, никакого простора для индивидуальности, никаких
стимулов, никаких личных перспектив. Жена, сами понимаете, домашняя хозяйка, – и
та говорит, что нет стимулов, нет личных перспектив ! Тяжело вздохнув и трогая свою
бороду, Бомзе двинулся навстречу другому служащему , только что вернувшемуся из
буфета .– Ну, что, – спросил он, заранее печально улыбаясь, – как самочувствие?–
Да вот, – сказал собеседник, – сегодня утром из командировки. Удалось повидать
совхоз. Грандиозно ! Зерновая фабрика! Вы себе не представляете, голубчик, что
такое пятилетка, что такое воля коллектива!– Ну, то есть буквально то же самое я
говорил только что! – с горячностью воскликнул Бомзе. – Именно воля коллектива!
Пятилетка в четыре года, даже в три – вот тот стимул, который... Да возьмите наконец
даже мою жену. Сами понимаете, домашняя хозяйка , – и та отдает должное
индустриализации. Черт возьми ! На глазах вырастает новая жизнь!Отойдя в сторону,
он радостно помотал головой. Через минуту он уже держал за рукав кроткого тов.
Борисохлебского и говорил:– Вы правы . Я тоже так думаю. Зачем строить
магнитогорски , совхозы, всякие комбайны, когда нет личной жизни, когда
подавляется индивидуальность?А еще через минуту его глуховатый голос булькал на
площадке лестницы . – Ну, то есть то же самое я говорил только что товарищу
Борисохлебскому , что плакать об индивидуальности, о личной жизни, когда на наших
глазах растут зерновые фабрики , магнитогорски , всякие комбайны, бетономешалки,
когда коллектив...В течение перерыва Бомзе, любивший духовное общение, успел
покалякать с десятком сослуживцев. Сюжет каждой беседы можно было определить по
выражению его лица, на котором горечь по поводу зажима индивидуальности быстро
переходила в светлую улыбку энтузиаста. Но каковы бы ни были чувства, обуревавшие
Бомзе, лицо его не покидало выражение врожденного благородства. И все, начиная с
выдержанных товарищей из месткома и кончая политически незрелым Кукушкиндом,
считали Бомзе честным и, главное, принципиальным человеком. Впрочем, он и сам был
такого же мнения о себе. |
